Меню Закрыть

ДРУГИЕ ЛЮДИ?

Россия по итогам 2015 года стала страной с крупнейшей эпидемией ВИЧ в мире, обогнав по темпам распространения болезни даже страны Южной Африки. Директор фонда СПИД.ЦЕНТР Антон Красовский рассказал, почему в России случилась вспышка эпидемии, как с распространением ВИЧ борются в других станах и куда обращаться, если результат теста на СПИД положительный.

Недавно на Урале уровень заболеваемости превысил 1,8%, а это значит, что регион столкнулся с эпидемией. Согласно официальным данным каждый 50-й житель Екатеринбурга заражен ВИЧ-инфекцией. Насколько серьезной вы считаете ситуацию в регионе?

Эпидемия есть не только на Урале, она везде. И началась она еще в 1980-е, когда на территории СССР выявили первые случаи инфицирования. На Урале же началась генерализованная эпидемия, то есть последняя эпидемическая стадия, когда инфекция выплеснулась из концентрированных уязвимых групп в общую популяцию и поразила больше одного процента. Теперь любой мужчина или женщина могут быть носителями вируса. И не только на Урале, но и в Москве, и в Подмосковье, и в Петербурге, и в Ростове, и в любом другом месте нашей необъятной Родины. Россия теперь на первом месте в мире по темпам роста эпидемии. Вопрос лишь в том, почему так случилось, и кто в этом виноват.

И почему?

А потому, что в России запрещена заместительная терапия. Лечить надо было в первую очередь не ВИЧ, а наркоманию. А у нас это не лечат, у нас с этим борются, в лучшем случае приковывая людей к батареям, а в худшем – ссылая наркопотребителя по 228-ю статье в колонию. Российские наркологи в большинстве своем – тюремщики, у которых есть какая-то своя, совершенно непонятная, неаргументированная точка зрения на эту проблему, отличная от всего остального мира. Когда СПИД пришел в Советский Союз в 1987–1988 годах, у нашей страны была огромная фора перед всем цивилизованным миром. И эпидемию можно было взять под контроль. Но ее нарочно раздули, даже не задумываясь о последствиях. Про ВИЧ никто вообще не думал все эти 20 лет. Криминалу было выгодно, чтобы было больше наркоманов. Потому что чем больше наркоманов, тем больше денег.

Вы считаете, что заместительная терапия способна избавить наркомана от зависимости?

При заместительной терапии вместо героина наркоману дают некий опиат. Все наркопотребление выводится из криминальной сферы и признается болезнью, а не преступлением. Не преступление же курить табак? Но я искренне считаю, что преступление его продавать. Так же и с героином. Вместо него больному человеку, которого обстоятельства склонили к употреблению наркотика, дают какой-нибудь препарат под наблюдением врача и социальных служб. В разных странах врачи спорят, что надо давать в качестве заместителя грязного наркотика – метадон, левометадон, кодеин или даже героин. Но нигде, кроме России не спорят, а давать ли вообще. Во всем мире наркоман понимает, что он завтра придет «на точку» и получит бесплатный наркотик. Этот наркотик в подавляющем большинстве случаев будет без стереоскопического эффекта. То есть у больного не будет глюков. Препарат просто избавит наркомана от ломки. И тогда он сможет социализироваться. Но еще очень важно, что для употребление этих препаратов не нужна игла. Это не инъекционный препарат. Поэтому больной перестает заражать окружающих. Это совершенно не значит, что он слезет с героина. Но у него будет такой шанс. В России такого шанса не дают. С точки зрения ВОЗ запрещать заместительную терапию – это все равно что запрещать аспирин как жаропонижающее при высокой температуре. То есть мы бы пациенту говорили: «Если у вас высокая температура, вы должны ее перележать». В России мы не даем наркоману шансов бросить шприц и наркотик. Мы даем ему шанс умереть и унести за собой в могилу десять приятелей.

Несмотря на стереотипы о том, что ВИЧ часто болеют гомосексуалы, на том же Урале на первом месте гетеросексуальный путь инфицирования.

Это чисто московский стереотип, принесенный в определенную московскую среду просмотром фильма «Филадельфия». В регионах люди понимают, что ВИЧ – это наркомания, потому что они видят это каждый день. ВИЧ по всей стране – это мужчина-наркоман и его подруга. Она, может быть, и не употребляет внутривенно наркотики, но имеет постоянные контакты с человеком, который колется или кололся. Вот в США концентрированная группа – это геи. ВИЧ в Америке так и остался внутри концентрированной группы. Да, там есть небольшая вспышка среди афроамериканцев и женщин в районах бедноты. Но поскольку там в течение десятилетий, эпидемия находится под контролем, она так и не вышла за пределы группы. А в России вышла. Наркоман заразил женщину, а она уже других своих партнеров, которые никогда наркотики не употребляли. Но и есть и геи. Их от общего числа населения не так уж и много. Но от общего числа гомосексуалов в нашей стране – страшно сказать.

Сколько?

По разным оценкам сейчас в России от 15 до 20 процентов всех гомосексуалов активного возраста живут с ВИЧ. Им от 15 до 40 лет. Это в основном жители Москвы и Санкт-Петербурга. Каждый день люди, которые меня знают много лет, приходят ко мне и говорят: ну вот, теперь и я в вашем клубе. И что мне им сказать? Что ж ты, идиот, не делал, как я тебе говорил? Что не предохранялся? Что после опасного контакта не позвонил и не выпил курс лекарств, который бы тебя защитил. Не ругать же их. Не обвинять. Мы все делаем глупости, и все за них расплачиваемся. Я говорю: ну что ж, добро пожаловать в клуб. Я постараюсь сделать все, чтоб твоя расплата за глупость была невысока.

Занимаетесь ли вы психологической поддержкой людей, узнавших о своем диагнозе только что?

Сейчас у нас открывается офис, в котором будут проходить все эти группы поддержки. Группы поддержки для женщин, для гетеросексуальных мужчин и для гомосексуалов. Я понимаю необходимость всей этой истории. Но в реальности в России проблемы не психологические, а технологические, то есть «а что делать дальше?» Где и как лечиться? Чем лечиться? Как найти врача? Мы все это тоже будем подсказывать. Мы для этого и создавались.

А с обществом – с родственниками и друзьями людей, заболевших СПИДом, – вы работаете? Ведь многие боятся заразиться чуть ли не воздушно-капельным путем.

Мы занимаемся дестигматизацией. Есть такое понятие «стигма» – это все, что связано с дискриминацией людей, живущих с ВИЧ, и дискриминацией самого диагноза. И все, ради чего существует и фонд СПИД.ЦЕНТР, и сайт spid.center. Наша функция объяснить, что с ВИЧ можно жить полноценной жизнью, например, рожать здоровых детей. Болезни не надо бояться. Весь декабрь будет проходить рекламная кампания, которую мы проводим уже третий год. И в том, что эта тема вообще выплыла в общественное поле, в поле дискуссии, есть и некая наша заслуга.

Как был организован центр?

Мы к этому проекту пришли, когда меня попросили помочь подмосковному центру по борьбе со СПИДом с профилактической кампанией. Это было три года назад. В этой кампании участвовало большое количество известных людей: Андрей Малахов, Толя Белый, Алиса Хазанова, Татьяна Арно и другие, – а так же и моя подруга Оксана Пушкина, которая работала тогда членом общественной палаты Подмосковья. И вместе с ней мы начали агитировать за модернизацию и строительство нового СПИД-центра в Подмосковье, потому что на 40 000 людей, живущих с ВИЧ там, приходилось всего 400 квадратных метров. То есть люди стоят в очередях как сельди в бочке по четыре-пять часов. Потом Пушкина стала уполномоченным по правам ребенка Подмосковья, у нас со строительством ничего не получилось. Нам всячески противодействовало руководство регионального социального блока, они и по-прежнему это делают. Центру чуть-чуть накинули площадей, но людям от этого легче не стало. Ну да бог им судья, что называется. Если регион не хочет улучшать жизнь своих граждан, значит, мы будем пытаться делать это на уровне Федерации. И в процессе этой борьбы мы решили сделать для центра классный сайт. А потом мы поняли, что этот сайт через неделю превратился в нечто большее, чем просто ресурс Центра по борьбе со СПИДом. Собственно, отсюда и название фонда СПИД.ЦЕНТР. Когда мы его организовали, нам казалось, что вот сейчас нам компании какие-то фармацевтические будут помогать. Но не все так радужно, как мы предполагали. И в итоге сейчас основным источником финансирования, в сущности, является краудфандинг. То есть мы собираем деньги. У нас на сайте есть кнопка, которая называется «Помочь фонду». И разные люди ежемесячно либо подписываются на сайт, либо жертвуют разово. Так что сейчас все это существует, включая группы поддержки, офисы, редакцию, репортажи, кабинет врачей за счет сотен простых не известных мне людей. Спасибо им всем.

Вы обращались за государственной поддержкой?

Государство нас не поддерживает никак, но мы и не обращались. Скажем так, нам не нужна государственная поддержка на нынешнем этапе. Государственное финансирование фонду нужно только для того, чтобы построить новую большую клиническую федеральную больницу для людей, живущих с ВИЧ. Вот для этого пригодились бы бюджетные деньги. А для того чтобы функционировали фонд СПИД.ЦЕНТР, сайт, группы поддержки и даже автобус тестирования, нам государственные деньги не нужны. Обойдемся сами.

А крупные спонсоры у вас есть?

У нас есть некое количество коммерческих спонсоров. Например, один фармацевтический концерн, который заказал нам целую серию обучающих семинаров. И врачи, которые работают с нашим фондом, читают несколько семинаров для докторов центрального федерального округа и ФСИН. Кампанию эту, финансово не емкую, оплачивает Abbvie.

Есть стереотип, что люди охотнее помогают онкобольным, детишкам с различными заболеваниями. Это правда?

Люди помогают тем, кто им больше нравится. Если они доверяют фонду «Подари жизнь», значит, они доверяют лично Чулпан Хаматовой, и, вообще, действительно, что уж там говорить, тема детской онкологии важна и нуждается в этой поддержке. Такая же ситуация с фондом «Вера». Никто не верил, что люди будут жертвовать на умирающих. Сейчас мы видим, что фонд «Вера» – это один из хедлайнеров индустрии. Это миллиардный фонд, который поддерживает не только жизнь первого московского хосписа, но и осуществляет строительство детского хосписа «Дом с маяком». Любую инициативу будут поддерживать, если доверяют ее основателям. Если люди понимают, что эта идея действительно важна, а их помощь действительно нужна. И если эта тема их может реально коснуться и может коснуться людей, которые находятся рядом с ними, независимо от финансового состояния – олигарх ты или учительница, люди свой вклад сделают. Главная задача любого фонда – заслужить доверие. Кстати сказать, мы такого доверия пока не заслужили.

Почему?

Пока что мы очень непрозрачный фонд. Мы собираем деньги два месяца и пока не можем точно рассказать, куда эти деньги дели. То есть я могу сказать, что мы, например, сто десять тысяч потратили на тренинг для подростков в Нижнем Новгороде, за сто тысяч купили мебель для кабинета врачей, оплачиваем офис – он стоит сто две тысячи рублей, – люди получают зарплату. У нас нет никаких адовых трат. Но мы, безусловно, всю эту бухгалтерию будем публиковать, и она с каждым разом будет все прозрачнее. Нам денег много не надо – мы честно об этом говорим. Наш фонд создан для того, чтобы помогать людям, занимающимся борьбой с ВИЧ. Например, Фонд Светы Эзамбаевой в Казани не может найти деньги, у них нет медиаресурса. А у нас такой ресурс есть. Мы, конечно, хотим, чтобы людей, которые нам в управление будут давать деньги, было больше, и  гарантируем, что эти деньги будут пущены на правильное и доброе дело.

То есть вы не собираете деньги на лечение больных ВИЧ-инфекцией?

Лечение должно оплачивать государство, и оно выделило в следующем году на эти цели несколько десятков миллиардов. Наша задача, скорее, довести больного до врача, если человек не понимает, что ему делать дальше. К примеру, больной живет в Москве, а он не москвич или вообще не гражданин России. Вот была у нас такая ситуация. Он – русский. Мама у него Мария, а папа у него Володя. Папа военный, а мама учительница, и жили они в Узбекистане. Мама и папа, переехав сюда, автоматически получили гражданство. А у него ВИЧ, и он гражданства не получил. И сейчас уже идет пятый суд – он не может получить гражданство из-за того, что у него ВИЧ. Есть постановление правительства, в котором говорится, что, если у вас ВИЧ, вы не можете даже получить рабочую визу в России, вне зависимости откуда едете, и вы точно не можете претендовать на гражданство.

На каком этапе сейчас научные и медицинские разработки? Есть ли вероятность, что лекарство от ВИЧ появится в ближайшие несколько лет?

Не знаю. Вероятность всегда может появиться, как, например, вероятность того, что мы с вами завтра улетим на Альфа-Центавра. Вообще история борьбы с ВИЧ, как сказали бы в Америке, это самая воодушевляющая история. За 35 лет с момента, когда никто не понимал,от чего вообще люди умирают до того, как они заражаются, и до изобретения очень высокоэффективной терапии – это, пожалуй, самая стремительная история борьбы с каким бы то ни было заболеванием. Исследования в области ВИЧ привели к тому, что человечество изобрело лекарство от гепатита С, например. Если еще десять лет назад считалось, что гепатит С болезнь хроническая и неизлечимая, то сейчас можно сказать, что лекарство от всех штаммов этого заболевания есть. И не лекарство, которое нужно пить ежедневно до конца жизни, а лекарство, которое пьется нескольконедельным курсом. Наверное, и лекарство от ВИЧ будет найдено.

Запад в этом преуспел в отличие от нас?

Запад в отличие от нас во всем преуспел. У нас науки нет, у них она есть. У нас ты изобрети что-нибудь, завтра к тебе менты придут и отожмут это. Поэтому ты уезжаешь в Америку и живешь и работаешь там. Потому что у нас невозможно жить и работать. Я только вчера обсуждал эту ситуацию с одним «кремлевским ястребом», который как ни странно, то же самое говорит. Он просто сказал, что устал от этого всего и что не может больше. Здесь нет надежд и перспектив. Нет рынка. Выйдешь на улицу – тебя завтра посадят. Возьмут и все отберут.

В аптеках продаются тесты на ВИЧ. Насколько им можно доверять?

В аптеках разные вещи продаются. Я, кстати, не знаю, получили ли эти тесты лицензию или нет. Насколько я знаю, их в аптеках пока нет, но в Интернете – полно. Называются они «оралквик». Их точность, как утверждает глава Минздрава Скворцова, в 2/3 случаев дают ложноположительный результат. Но реальные цифры совершенно другие, их точность – 98 процентов.

А у вас не было мысли пойти в политику и на административном уровне попытаться бороться с эпидемией? Может, Михаил Прохоров предлагал вернуться к следующим выборам?

Нет. От кого они могут поступить? Если от Михаила Прохорова поступит какое-нибудь предложение, я совершенно точно буду его обсуждать. Потому что Михаил Прохоров, несмотря на то что не является моим товарищем, человек, которого я уважаю и который не сделал мне в жизни ничего плохого, только хорошее.

Люди, совершившие каминг-аут по поводу своего ВИЧ-статуса, сталкиваются дискриминацией?

Ну, в нашей стране это сделал Павел Альбертович Лобков. Вопрос к нему. Я скажу так – такой человек сталкивался бы с большим количеством неудобств, вне всякого сомнения. Он точно не столкнулся бы ни с какой дискриминацией на работе, потому что есть закон. Но российское общество в большинстве своем относится к людям с ВИЧ как к больным. А больных здесь трогать особо не кошерно. И ощущение, что на тебя постоянно смотрят и тебя уже не считают человеком первого сорта, у тебя какое-то время будет. В России со всех трибун говорится, что люди, наоборот, должны открываться и говорить правду, то есть государство это поддерживает. Но человеку, безусловно, тяжело, когда люди вокруг считают его заразным.

ДРУГИЕ ЛЮДИ?

Факты:

Красную ленточку, международный символ борьбы со СПИДом, придумал художник Франк Мур в апреле 1991 года. Первоначально ее прикалывали к одежде люди искусства, стремившиеся направить свои силы и талант на борьбу с эпидемией. Позже ленточка цвета крови стала всемирным символом борьбы со СПИДом и солидарности с теми, кого затронула эта проблема. Это символ протеста против невежества, против дискриминации ВИЧ-позитивных людей. В ноябре 1991 года на концерте, посвященном памяти Фреди Меркури, в Великобритании красную ленточку надели 70 тысяч поклонников артиста.

Факты:

Сегодня около миллиона человек в России являются носителями ВИЧ. В 2016 году примерно 53% случаев связаны с употреблением наркотиков, 43% — с половыми контактами между мужчинами и женщинами, 1,5% — с гомосексуальными контактами. 2,5% случаев относятся к детям, родившимся от ВИЧ-инфицированных матерей.

Рассказать всем:

Похожие статьи